Стихи

ПЕРСТЕНЬ
Уронила девушка перстень
В колодец, в колодец ночной,
Простирает легкие персты
К холодной воде ключевой.

"Возврати мой перстень, колодец,
В нем красный цейлонский рубин,
Что с ним будет делать народец
Тритонов и мокрых ундин?"

В глубине вода потемнела,
Послышался ропот и гам:
"Теплотою живого тела
Твой перстень понравился нам".

"Мой жених изнемог от муки,
И будет он в водную гладь
Погружать горячие руки,
Горячие слезы ронять".

Над водой показались рожи
Тритонов и мокрых ундин:
"С человеческой кровью схожий,
Понравился нам твой рубин".

"Мой жених, он живет с молитвой,
С молитвой одной любви,
Попрошу, и стальною бритвой
Откроет он вены свои".

"Перстень твой, наверное, целебный,
Что ты молишь его с тоской,
Выкупаешь такой волшебной
Ценой - любовью мужской".

"Просто золото краше тела
И рубины красней, чем кровь,
И доныне я не умела
Понять, что такое любовь".

Денис Яцутко

Кали Дура
Кофе такой крепкий, что почти твёрдый.
Тяжело вставать, когда не ложился.
Рассчиталась мразь на первый-четвёртый,
И дурной шаман в башку медведя вселился.

Полетит теперь над лесом духом высоким,
Возбуждая уд свой до вертикали,
И начав на западе, на востоке
Кончит в лоно дремлющей Дурги-Кали.

И зачнет богиня Кали зверушку
Без налета европейской патины,
Будет у неё песец на макушке,
На спине, руках из бронзы пластины,

Будут у неё раскосые бельмы,
Бляха, Шурег, ну причём же тут скифы?
Она пикой в рот будет таскать пельмени
Из мозгов и мышц медвежат калифа.

Те всё пляшут, им ярмонка, им передник
Повязали яркий красный на жопу,
Им по нраву, что косматый медведь-преемник
По болотам диким пошёл галопом.

Поотшибло дурью нюх зверькам краснозадым,
Их флажками окружают – а им всё праздник,
Их собрали по берложкам, согнали в стадо,
Почти ровным строем сами пришли в заказник.

Тут под каждым деревом шаман Дурги,
Он открыт, улыбчив, не спрятан тенью,
Ибо знает – самозванные демиурги
Через два пойдут на фарш для пельменей.

А богиня спит, ей поёб медвежий,
Как мамуту в лоб комариный носик,
В чреве вновь прорастает ублюдок свежий,
Вновь она зверушку тупую носит.

И ворочается во сне. Вот бы богиню-суку
Не убить, так хоть бы ебать пореже.
А то было время вроде – знали науку,
А теперь на флаге тотем медвежий,

Шерстью обросли, а другие рожи
Представляют себя яблоком – ебануться!
Кофе в чашке почти твердый, но всё же,
Не заснув, пиздец как трудно проснуться.

Юлия Фридман

Стихи "Ленин"
Птица Ленин кричит в болоте,
Проклинает врага страны,
И пикирует стриж в полете,
Чтоб испачкать ему штаны,

И стучатся зубами в стекла
То ли мертвые черепа,
То ли рыла кровавой свеклы,
То ль развесистой клюквы пасть.

Ленин рыщет внизу в овраге,
В серый мех вплелась седина,
Прибавляя опыт к отваге.
Рвет добычу его жена,

И дрожат сквозь стекло роллс-ройсов,
Иномарок наверно, блядь,
Мокрожопые дуры в кольцах
И привыкшие их ебать.

Телевизора сдернув провод,
Расправляет плеча народ,
И весной нырнувшая в омут
Рыба Ленин ломает лед.

Отлично.

С. Есенин.

ПОЭМА О 36

Много в России
Троп.
Что ни тропа —
То гроб.
Что ни верста —
То крест.
До енисейских мест
Шесть тысяч один
Сугроб.

Синий уральский
Ском
Каменным лег
Мешком,
За скомом шумит
Тайга.
Коль вязнет в снегу
Нога,
Попробуй идти
Пешком.

Добро, у кого
Закал,
Кто знает сибирский
Шквал.
Но если ты слаб
И лег,
То, тайно пробравшись
В лог,
Тебя отпоет
Шакал.

Буря и грозный
Вой.
Грузно бредет
Конвой.
Ружья наперевес.
Если ты хочешь
В лес,
Не дорожи
Головой.

Ссыльный солдату
Не брат.
Сам подневолен
Солдат.
Если не взял
На прицел, —
Завтра его
Под расстрел.
Но ты не иди
Назад.

Пусть умирает
Тот,
Кто брата в тайгу
Ведет.
А ты под кандальный
Дзин
Шпарь, как седой
Баргузин.
Беги все вперед
И вперед.

Там за Уралом
Дом.
Степь и вода
Кругом.
В синюю гладь
Окна
Скрипкой поет
Луна.
Разве так плохо
В нем?

Славный у песни
Лад.
Мало ли кто ей
Рад.
Там за Уралом
Клен.
Всякий ведь в жизнь
Влюблен
В лунном мерцанье
Хат.

Если ж, где отчая
Весь,
Стройная девушка
Есть,
Вся, как сиреневый
Май,
Вся, как родимый
Край, —
Разве не манит
Песнь?

Буря и грозный
Вой.
Грузно бредет
Конвой.
Ружья наперевес.
Если ты хочешь
в лес,
Не дорожи
Головой.

* * *

Колкий, пронзающий
Пух.
Тяжко идти средь
Пург.
Но под кандальный
Дзень,
Если ты любишь
День,
Разве милей
Шлиссельбург?

Там, упираясь
В дверь,
Ходишь, как в клетке
Зверь.
Дума всегда
об одном:
Может, в краю
Родном
Стало не так
Теперь.

Может, под песню
Вьюг
Умер последний
Друг.
Друг или мать,
Все равно.
Хочется вырвать
Окно
И убежать в луг.

Но долог тюремный
Час.
Зорок солдатский
Глаз.
Если ты хочешь
Знать,
Как тяжело
Убежать, —
Я знаю один
Рассказ.

* * *

Их было тридцать
Шесть.
В камере негде
Сесть.
В окнах бурунный
Вспург.
Крепко стоит
Шлиссельбург,
Море поет ему
Песнь.

Каждый из них
Сидел
За то, что был горд
И смел,
Что в гневной своей
Тщете
К рыдающим в нищете
Большую любовь
Имел.

Ты помнишь, конечно,
Тот
Клокочущий пятый
Год,
Когда из-за стен
Баррикад
Целился в брата
Брат.
Тот в голову, тот
В живот.

Один защищал
Закон —
Невольник, влюбленный
В трон.
Другой этот трон
Громил,
И брат ему был
Не мил.
Ну, разве не прав был
Он?

Ты помнишь, конечно,
Как
Нагайкой свистел
Казак?
Тогда у склоненных
Ниц
С затылков и поясниц
Капал горячий
Мак.

Я знаю, наверно,
И ты
Видал на снегу
Цветы.
Ведь каждый мальчишкой
Рос,
Каждому били
Нос
В кулачной на все
«Сорты».

Но тех я цветов
Не видал,
Был еще глуп
И мал,
И не читал еще
Книг.
Но если бы видел
Их,
То разве молчать
Стал?

* * *

Их было тридцать
Шесть.
В каждом кипела
Месть.
Каждый оставил
Дом
С ивами над прудом,
Но не забыл о нем
Песнь.

Раз комендант
Сказал:
«Тесен для вас
Зал.
Пять я таких
Приму
В камеры по одному,
Тридцать один —
На вокзал».

Поле и снежный
Звон.
Клетчатый мчится
Вагон.
Рельсы грызет
Паровоз.
Разве уместен
Вопрос:
Куда их доставит
Он?

Много в России
Троп.
Что ни тропа —
То гроб.
Что ни верста —
То крест.
До енисейских мест
Шесть тысяч один
Сугроб.

* * *

Поезд на всех
Парах.
В каждом неясный
Страх.
Видно, надев
Браслет,
Гонят на много
Лет
Золото рыть
В горах.

Может случиться
С тобой
То, что достанешь
Киркой,
Дочь твоя там,
Вдалеке,
Будет на левой
Руке
Перстень носить
Золотой.

Поле и снежный
Звон.
Клетчатый мчится
Вагон.
Вдруг тридцать первый
Встал
И шепотом так сказал:
«Нынче мне ночь
Не в сон.

Нынче мне в ночь
Не лежать.
Я твердо решил
Бежать.
Благо, что ночь
Не в луне.
Вы помогите
Мне
Тело мое
Поддержать.

Клетку уж я
Пилой...
Выручил снежный
Вой.
Вы заградите меня
Подле окна
От огня,
Чтоб не видал
Конвой».

Тридцать столпились
В ряд,
Будто о чем
Говорят,
Будто глядят
На снег.
Разве так труден
Побег,
Если огни
Не горят?

* * *

Их оставалось
Пять.
Каждый имел
Кровать.
В окнах бурунный
Вспург.
Крепко стоит
Шлиссельбург.
Только в нем плохо
Спать.

Разве тогда
Уснешь,
Если все видишь
Рожь,
Видишь родной
Плетень,
Синий, звенящий
День,
И ты по меже
Идешь?

Тихий вечерний
Час.
Колокол бьет
Семь раз.
Месяц широк
И ал.
Так бы дремал
И дремал,
Не подымая глаз.

Глянешь, на окнах
Пух.
Скучный, несчастный
Друг,
Ночь или день,
Все равно.
Хочется вырвать
Окно
И убежать в луг.

Пятый страдать
Устал.
Где-то подпилок
Достал.
Ночью скребет
И скребет,
Капает с носа
Пот
Через губу в оскал.

Раз при нагрузке
Дров
Он поскользнулся
В ров...
Смотрят, уж он
На льду,
Что-то кричит
На ходу.
Крикнул — и будь
Здоров.

* * *

Быстро бегут
Дни.
День колесу
Сродни.
Снежной январской
Порой
В камере сорок
Второй
Встретились вновь
Они.

Пятому глядя
В глаза,
Тридцать первый
Сказал:
«Там, где струится
Обь,
Есть деревушка
Топь
И очень хороший
Вокзал.

В жизни живут лишь
Раз,
Я вспоминать
Не горазд.
Глупый сибирский
Чалдон,
Скуп, как сто дьяволов,
Он.
За пятачок продаст.

Снежная белая
Гладь.
Нечего мне
Вспоминать.
Знаю одно:
Без грез
Даже в лихой
Мороз
Сладко на сене
Спать».

Пятый сказал
В ответ:
«Мне уже сорок
Лет.
Но не угас мой
Бес,
Так все и тянет
В лес,
В синий вечерний
Свет.

Много сказать
Не могу:
Час лишь лежал я
В снегу,
Слушал метельный
Вой,
Но помешал
Конвой
С ружьями на бегу».

* * *

Серая, хмурая
Высь,
Тучи с землею
Слились.
Ты помнишь, конечно,
Тот
Метельный семнадцатый
Год,
Когда они
Разошлись?

Каждый пошел в свой
Дом
С ивами над прудом.
Видел луну
И клен,
Только не встретил
Он
Сердцу любимых
В нем.

Их было тридцать
Шесть.
В каждом кипела
Месть.
И каждый в октябрьский
Звон
Пошел на влюбленных
В трон,
Чтоб навсегда их
Сместь.

Быстро бегут
Дни.
Встретились вновь
Они.
У каждого новый
Дом.
В лежку живут лишь
В нем,
Очей загасив
Огни.

Тихий вечерний
Час.
Колокол бьет
Семь раз.
Месяц широк
И ал.
Тот, кто теперь
Задремал,
Уж не поднимет
Глаз.

Теплая синяя
Весь,
Всякие песни
Есть...
Над каждым своя
Звезда...
Мы же поем
Всегда:
Их было тридцать
Шесть.

1924

С. Есенин.

Страна негодяев.
отрывок
Чем больше гляжу я на снежную ширь,
Тем думаю все упорнее.
Черт возьми!
Да ведь наша Сибирь
Богаче, чем желтая Калифорния.
С этими запасами руды
Нам не страшна никакая
Мировая блокада.
Только работай! Только трудись!
И в республике будет,
Что кому надо.
Можно ль представить,
Что в месяц один
Открыли пять золотоносных жил.
В Америке это было бы сенсацией,
На бирже стоял бы рев.
Маклера бы скупали акции,
Выдавая 1 пуд за 6 пудов.
Я работал в клондайкских приисках,
Где один нью-йоркский туз
За 3 миллиона без всякого риска
12 1/2 положил в картуз.
А дело все было под шепот,
Просто биржевой трюк,
Но многие, денежки вхлопав,
Остались почти без брюк.
О! Эти американцы...
Они - неуничтожимая моль.
Сегодня он в оборванцах,
А завтра золотой король.
Так было и здесь...
Самый простой прощелыга,
Из индианских мест,
Жил, по-козлиному прыгал
И вдруг в богачи пролез.
Я помню все штуки эти.
Мы жили в ночлежках с ним.
Он звал меня мистер Развети,
А я его - мистер Джим.
"Послушай, - сказал он, - please,
Ведь это не написано в брамах,
Чтобы без wisky и miss
Мы валялись с тобою в ямах.
У меня в животе лягушки
Завелись от голодных дум.
Я хочу хорошо кушать
И носить хороший костюм.
Есть одна у меня затея,
И если ты не болван,
То без всяких словес, не потея,
Согласишься на этот план.
Нам нечего очень стараться,
Чтоб расходовать жизненный сок.
Я знаю двух-трех мерзавцев,
У которых золотой песок.
Они нам отыщут банкира
(т. е. мерзавцы эти),
И мы будем королями мира...
Ты понял, мистер Развети?"
"Открой мне секрет, Джим!" -
Сказал я ему в ответ.
А он мне сквозь трубочный дым
Пробулькал:
"Секретов нет!
Мы просто возьмем два ружья,
Зарядим золотым песком
И будем туда стрелять,
Куда нам укажет Том".
(А Том этот был рудокоп -
Мошенник, каких поискать.)
И вот мы однажды тайком
В Клондайке.
Нас целая рать...
И по приказу, даденному
Под браунинги в висок,
Мы в четыре горы громадины
Золотой стреляли песок,
Как будто в слонов лежащих,
Чтоб достать дорогую кость.
И громом гремела в чащах
Ружей одичалая злость.
Наш предводитель живо
Шлет телеграмму потом:
"Открыли золотую жилу.
Приезжайте немедленно.
Том".
А дело было под шепот,
Просто биржевой трюк...
Но многие, денежки вхлопав,
Остались почти без брюк.

Иоганн Вольфганг Гёте

"Коринфская невеста"

Перевод А.К. Толстого

Из Афин в Коринф многоколонный
Юный гость приходит, незнаком,-
Там когда-то житель благосклонный
Хлеб и соль водил с его отцом;
И детей они
В их младые дни
Нарекли невестой с женихом.

Но какой для доброго приема
От него потребуют цены?
Он - дитя языческого дома,
А они - недавно крещены!
Где за веру спор,
Там, как ветром сор,
И любовь и дружба сметены!

Вся семья давно уж отдыхает,
Только мать одна еще не спит,
Благодушно гостя принимает
И покой отвесть ему спешит;
Лучшее вино
Ею внесено,
Хлебом стол и яствами покрыт.

И, простясь, ночник ему зажженный
Ставит мать, но ото всех тревог
Уж усталый он и полусонный,
Без еды, не раздеваясь, лег,
Как сквозь двери тьму
Движется к нему
Странный гость бесшумно на порог.

Входит дева медленно и скромно,
Вся покрыта белой пеленой:
Вкруг косы ее, густой и темной,
Блещет венчик черно-золотой.
Юношу узрев,
Стала, оробев,
С приподнятой бледною рукой.

«Видно, в доме я уже чужая,-
Так она со вздохом говорит,-
Что вошла, о госте сем не зная,
И теперь меня объемлет стыд;
Спи ж спокойным сном
На одре своем,
Я уйду опять в мой темный скит!»

«Дева, стой,- воскликнул он,- со мною
Подожди до утренней поры!
Вот, смотри, Церерой золотою,
Вакхом вот посланные дары;
А с тобой придет
Молодой Эрот,
Им же светлы игры и пиры!»

«Отпусти, о юноша, я боле
Непричастна радости земной;
Шаг свершен родительскою волей:
На одре болезни роковой
Поклялася мать
Небесам отдать
Жизнь мою, и юность, и покой!

И богов веселых рой родимый
Новой веры сила изгнала,
И теперь царит один незримый,
Одному распятому хвала!
Агнцы боле тут
Жертвой не падут,
Но людские жертвы без числа!»

И ее он взвешивает речи:
«Неужель теперь, в тиши ночной,
С женихом не чаявшая встречи,
То стоит невеста предо мной?
О, отдайся ж мне,
Будь моей вполне,
Нас венчали клятвою двойной!»

«Мне не быть твоею, отрок милый,
Ты мечты напрасной не лелей,
Скоро буду взята я могилой,
Ты ж сестре назначен уж моей;
Но в блаженном сне
Думай обо мне,
Обо мне, когда ты будешь с ней!»

«Нет, да светит пламя сей лампады
Нам Гимена факелом святым,
И тебя для жизни, для отрады
Уведу к пенатам я моим!
Верь мне, друг, о верь,
Мы вдвоем теперь
Брачный пир нежданно совершим!»

И они меняются дарами:
Цепь она спешит златую снять,-
Чашу он с узорными краями
В знак союза хочет ей отдать;
Но она к нему:
«Чаши не приму,
Лишь волос твоих возьму я прядь!»

Полночь бьет - и взор, доселе хладный,
Заблистал, лицо оживлено,
И уста бесцветные пьют жадно
С темной кровью схожее вино;
Хлеба ж со стола
Вовсе не взяла,
Словно ей вкушать запрещено.

И фиал она ему подносит,
Вместе с ней он ток багровый пьет,
Но ее объятий как ни просит,
Все она противится - и вот,
Тяжко огорчен,
Пал на ложе он
И в бессильной страсти слезы льет.

И она к нему, ласкаясь, села:
«Жалко мучить мне тебя, но, ах,
Моего когда коснешься тела,
Неземной тебя охватит страх:
Я как снег бледна,
Я как лед хладна,
Не согреюсь я в твоих руках!»

Но, кипящий жизненною силой,
Он ее в объятья заключил:
«Ты хотя бы вышла из могилы,
Я б согрел тебя и оживил!
О, каким вдвоем
Мы горим огнем,
Как тебя мой проникает пыл!»

Все тесней сближает их желанье,
Уж она, припав к нему на грудь,
Пьет его горячее дыханье
И уж уст не может разомкнуть.
Юноши любовь
Ей согрела кровь,
Но не бьется сердце в ней ничуть.

Между тем дозором поздним мимо
За дверьми еще проходит мать.
Слышит шум внутри необъяснимый
И его старается понять:
То любви недуг,
Поцелуев звук,
И еще, и снова, и опять!

И недвижно, притаив дыханье,
Ждет она - сомнений боле нет -
Вздохи, слезы, страсти лепетанье
И восторга бешеного бред:
«Скоро день - но вновь
Нас сведет любовь!»
«Завтра вновь!» - с лобзаньем был ответ.

Доле мать сдержать не может гнева,
Ключ она свой тайный достает:
«Разве есть такая в доме дева,
Что себя пришельцам отдает?»
Так возмущена,
Входит в дверь она -
И дитя родное узнает.

И, воспрянув, юноша с испугу
Хочет скрыть завесою окна,
Покрывалом хочет скрыть подругу;
Но, отбросив складки полотна,
С ложа, вся пряма,
Словно не сама,
Медленно подъемлется она.

«Мать, о мать, нарочно ты ужели
Отравить мою приходишь ночь?
С этой теплой ты меня постели
В мрак и холод снова гонишь прочь?
И с тебя ужель
Мало и досель,
Что свою ты схоронила дочь?

Но меня из тесноты могильной
Некий рок к живущим шлет назад,
Ваших клиров пение бессильно,
И попы напрасно мне кадят;
Молодую страсть
Никакая власть,
Ни земля, ни гроб не охладят!

Этот отрок именем Венеры
Был обещан мне от юных лет,
Ты вотще во имя новой веры
Изрекла неслыханный обет!
Чтоб его принять,
В небесах, о мать,
В небесах такого бога нет!

Знай, что смерти роковая сила
Не могла сковать мою любовь,
Я нашла того, кого любила,
И его я высосала кровь!
И, покончив с ним,
Я пойду к другим,-
Я должна идти за жизнью вновь!

Милый гость, вдали родного края
Осужден ты чахнуть и завять,
Цепь мою тебе передала я,
Но волос твоих беру я прядь.
Ты их видишь цвет?
Завтра будешь сед,
Русым там лишь явишься опять!

Мать, услышь последнее моленье,
Прикажи костер воздвигнуть нам,
Свободи меня из заточенья,
Мир в огне дай любящим сердцам!
Так из дыма тьмы
В пламе, в искрах мы
К нашим древним полетим богам!»

Сэмюэл Тейлор Колридж.

Кристабель

* ЧАСТЬ I *

Кто леди Кристабель милей?
Ее отец так нежен с ней!
Куда же она так поздно идет
Вдали от замковых ворот?
Всю ночь вчера средь грез ночных
Ей снился рыцарь, ее жених,
И хочет она в лесу ночном,
В разлуке с ним, помолиться о нем.
Брела в безмолвии она,
И был ее чуть слышен вздох,
На голом дубе была зелена
Одна омела, да редкий мох.
Став на колени в лесной глуши,
Она молилась от всей души.
Но поднялась тревожно вдруг
Прекрасная леди Кристабель -
Она услышала странный звук,
Не слыханный ею нигде досель,
Как будто стоны близко слышны
За старым дубом, с той стороны.
Ночь холодна, лес обнажен:
Может быть, это ветра стон?
Нет, даже легкий ветерок
Не повеет сегодня среди ракит,
Не сдунет локона с милых щек,
Не шелохнет, не закружит
Последний красный лист, всегда
Готовый плясать туда, сюда,
Так слабо подвешенный, так легко
На верхней ветке, там, высоко.
Чу! бьется сердце у ней в груди --
Святая дева, ее пощади!
Руки с мольбой сложив под плащом,
Обходит дуб она кругом,
Что же видит она?
Юная дева прелестна на вид
В белом шелковом платье сидит.
Платье блестит в лучах луны,
Ее шея и плечи обнажены,
От них ее платье еще белей.
Она сидит на земле боса,
И дикие звезды цветных камней
Блестят, запутаны в ее волоса.
Конечно, страшно лицом к лицу
Было девушке встретить в ночном лесу
Такую страшную красу.
"Помоги, богоматерь, мне с высоты
(Говорит Кристабель), но кто же ты?"
Сказала ей дама такие слова,
И голос ее звучал едва:
"О, пусть тебя тронет моя судьба,
Я с трудом говорю, я так слаба,
Протяни мне руку, не бойся, о нет..."
Кристабель спросила, откуда она,
И так сказала ей дама в ответ,
И была ее речь едва слышна:
"Мой отец издалека ведет свой род,
Меня Джеральдиной он зовет.
Пятеро воинов вчера среди дня
Схватили беззащитную деву, меня.
Они заглушили мой крик и плач,
Прикрутили к коню жесткой уздой,
Несся конь, как ветер степной,
И сзади они летели вскачь.
Они пришпоривали злобно коней,
Мы пересекли ночную тьму.
Я, господь свидетель тому,
Никогда не знала этих людей.
Не помню времени я и пути (Я лежала без чувств), пока меня
Самый высокий и злой из пяти
Не снял, наконец, со спины коня.
Едва живой я была тогда,
Но помню споры его друзей,
Он меня положил средь корней
И клятву дал вернуться сюда.
Куда они скрылись, не могу сказать:
Недавно послышался здесь в тишине
158
Как будто звон колокольный мне,
О помоги же несчастной бежать (
Сказала она), дай руку мне".
Тогда белокурую Джеральдину утешать
Стала Кристабель: "О не бойтесь ничего,
Прекрасная леди, вы можете располагать
Домом благородного отца моего.
Он с радостью даст охрану вам,
Отборных рыцарей с вами пошлет
И будет честью его друзьям
Вас провожать до отцовских ворот".
Они пошли, их страх торопил,
Но быстро идти не было сил
(О леди, счастливая ваша звезда!)
И так Кристабель сказала тогда:
"Все наши домашние спят давно
И в залах, и в горницах - всюду темно.
Сэр Леолайн здоровьем слаб
И я его разбудить не могла б,
Но мы проберемся, словно тайком,
И если позволите, то проведем
Ночь эту рядом, на ложе одном".
Они миновали ров, и вот
Маленький ключ Кристабель достает,
Узкая калитка легко отворена,
Как раз посредине ворот она,
Ворот, которые железом блестят,
В них может проехать целый отряд.
Должно быть, от боли, леди легла,
И вот Кристабель ее подняла
И на руках, - кто б думать мог,
- Перенесла через порог.
Но едва миновали порог ворот,
Словно не было боли, леди встает.
Далеко опасность, далеко страх,
Счастье сияло в ее Глазах.
Кристабель свой взор к небесам подняла
И спутнице так сказала своей:
"Тебя Пресвятая Дева спасла,
Вознесем же мы благодарность к ней".
"Увы! Увы! - Джеральдина в ответ,
У меня для этого силы нет".
Далеко опасность, далеко страх,
Счастье сияло в ее глазах!
Старая сука пред своей конурой
Глубоко спит под холодной луной.
Она не шевельнулась, она спала,
Но жалобный вздох она издала
И что ее потревожить могло?
Она никогда не вздыхала досель,
Когда приближалась к ней Кристабель,
Быть может, крик совы донесло,
Ибо, что ее потревожить могло?
Очень легко ступали они,
Но эхо повторяло шаг.
В высокой зале тлел очаг,
Уже умирали в нем головни,
Но, когда проходила леди, - сильней
Вспыхнули вдруг языки огней,
Кристабель увидела леди глаз
На миг, пока огонь не погас.
Только это, да старый щит,
Что в нише на стене висит.
"О, тише ступайте, - сказала она, --
Отец пробудится ото сна!"
Кристабель разулась, легкой стопой,
Боясь потревожить замка покой,
Они со ступени крадутся на ступень,
То сквозь мерцанье, то сквозь тень.
Идет мимо спальни, где спит барон,
Тихи, как смерть, не проснулся б он.
Но вот и дверь в ее покой,
Но вот Джеральдина коснулась ногой
Камышевых матов комнаты той.
В небе луна светит темно,
Ее лучи минуют окно,
Но и без бедных лучей луны
Резьбой покрытые стены видны.
Изваяния нежно пленяют глаз
И странен их прихотливый строй,
Для девичьей спальни они как раз.
И лампу с серебряной цепью двойной
Держит ангел легкой рукой.
Серебряная лампа - луны темней,
Но лампу эту Кристабель берет,
Прибавляет огня и, вспыхнув сильней,
Лампа качается взад и вперед.
Что с Джеральдиной?
Совсем бледна,
Опустилась на пол без сил она.
"Леди Джеральдина, это вино
Вас подкрепит - выпейте скорей,
Из диких целебных трав оно
Было приготовлено матерью моей".
"Но будет ли рада меня приласкать,
Погибшую деву, ваша мать?"
- "Горе мне! - Кристабель в ответ,
- У меня с рожденья матери нет.
Седой монах рассказывал раз,
Что мать моя в предсмертный час
Говорила, что будет слышен ей
Полночный звон в день свадьбы моей.
Ах, если бы мать пришла сквозь мрак!"
- Джеральдина сказала: "Ах, если б так!"
Но сейчас же глухо вскричала она:
"Прочь, скиталица-мать! Ты здесь не нужна!
У меня есть власть сильней твоей".
Джеральдина бледна - увы. что с ней?
Почему так странно она глядит,
Или мертвую видит во тьме ночной?
Почему так глухо она кричит:
"Прочь, женщина, прочь, час этот мой!
Хотя ты и ангел хранитель ее,
Прочь, женщина, прочь, здесь все мое!"
Тогда Кристабель к ней подошла,
И синие очи к небесам подняла.
"Этой страшной скачкой верхом, увы,
Дорогая леди, измучены вы!"
Джеральдина рукой отерла чело
И сказала тихо: "Теперь прошло".
Джеральдина вина выпила вновь:
На ее щеках заиграла кровь
И тотчас с пола встала она
Вновь гордая леди, высока и стройна,
И, словно дама страны неземной,
Она была прекрасна собой.
Сказала она: "Кристабель, за вас
Молятся ангелы каждый час,
И вы непорочным сердцем своим
Отвечаете нежной любовью им.
За ваше добро заплатить вдвойне,
Прелестная дева, хочется мне.
Хотя так беспомощна я, увы,
Но теперь, дитя, раздевайтесь вы,
А я перед сном помолиться должна".
"Пусть будет так", - говорит Кристабель.
И, как приказала леди, она
Разделась и легла в постель,
Легла, невинна и нежна.
Но о несчастье и счастье дум
Слишком много тревожило ум,
И никак Кристабель не могла заснуть.
Тогда на локоть она оперлась
И на постели слегка поднялась
Для того, чтобы на Джеральдину взглянуть.
Под лампою леди склонена,
Обводила тихо глазами кругом,
И, глубоко вздохнув, она
Вся словно вздрогнула, потом
Распустила под грудью пояс свой.
Одежда упала к ногам легка...
Она стоит совсем нагой!
Взгляни: ее грудь, ее бока --
Это может присниться, но как рассказать?
О, спаси Кристабель,
Христа благодать!
Джеральдина недвижна, она молчит,
Ах! Ее пораженный взор горит,
Как будто болезненным усильем она
Какую-то тяжесть поднимает со дна,
И на девушку, медля, она глядит.
Но вот, словно вызов она приняла
Движеньем гордым головы,
И рядом с девушкой легла
И в свои объятья ее взяла.
Увы, увы!
Печален взор и слышны едва
Ее слова:
"Кристабель, прикоснулась
к тебе моя грудь,
Молчаливой, безвольной отныне будь!
Ты узнаешь сейчас, будешь завтра знать
И скорби моей, и стыда печать;
Не все ли равно,
Ведь только одно
И знаешь ты:
Что в лесу, где мгла,
Ты на стон пошла
И встретила даму неземной красоты
И ее привела милосердно домой,
Чтоб спасти и укрыть от прохлады ночной".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Зрелище можно ль найти милей,
Чем Кристабель, когда она
Под старым дубом молилась, одна
Среди зубчатых острых теней
От его безлистых мшистых ветвей,
Чем Кристабель в сияньи луны,
Шептавшая сладких молитв слова.
Ее сжатые руки так нежны,
Ее вздохи слышны едва-едва...
Открыто лицо для тоски и любви...
Из скорее блестящих, чем светлых глаз
Готов упасть слезы алмаз,
С глазами открытыми (горе мне!)
Кристабель во власти ужасного сна.
Но знаю я, что в ужасном сне
Лишь то, что было видит она.
Может ли быть? О горе и стыд!
Она ли молилась в чаще ракит!
Погляди: виновница этого зла
В свои объятья деву взяла
И может спокойно и сладко спать,
Словно с ребенком нежная мать!
Звезда закатилась, взошла звезда.
О, Джеральдина, тот час. когда
Твои объятья стали тюрьмой
Для прелестной леди - тот час был твой!
В тот час над озером и горным ручьем
Птицы были объяты сном,
Но теперь ликующий говор их
Ту-ху - летит от лесов густых,
Ту-ху, ту-ху - до вершин крутых.
Взгляни же: леди Кристабель
Покидает медленно свое забытье,
Она подымается, опираясь на постель,
Грустен и томен вид ее.
Веки смыкаются и слез волна
Сквозь густые ресницы бежит, блестя,
И улыбается в то же время она,
Как при внезапном свете дитя.
Она улыбается и плачет - да,
Как юная отшельница, в лесной тишине,
Прекрасная отшельница,что всегда
Твердит молитву наяву и во сне...
И если беспокойны движенья ее,
То лишь потому, что свободная кровь
К ее ногам приливает вновь.
Было сладко, конечно, ее забытье.
Что же, если б ангел ее был с ней
Если б она знала, что с ней ее мать?
Но одно она знает: близка благодать,
И святые помогут - лишь стоит позвать,
Ибо небо объемлет всех людей!

* ЧАСТЬ II *
"В загробный мир, - говорит барон,
- Нас призывает утренний звон".
Он эти слова впервые сказал,
Когда мертвой леди свою увидал.
Говорить он их будет каждый раз,
Пока не пробьет его смертный час.
Он обычай завел, незнакомый встарь,
Чтобы каждый день на заре звонарь,
Раскачивая тяжкий колокол свой,
Сорок пять четок перебрал рукой,
Меж двух ударов за упокой,
Чтоб слышал звон каждый сосед
От Уиндермира до Брета-Хэд.
Бард Бреси молвит:
"Звон хорош такой!
Ты, старый, заспанный звонарь,
Ударь, помолись, и опять ударь!
Есть много звуков и разных див,
Чтобы заполнить перерыв.
Где Ленгдель-Пик и Ведьмин Скат
И Донжон-Гиль, заселенный зря,
В воздушный колокол звонят.
Три многогрешных звонаря,
И вторят втроем один за другим
Мертвыми звонами звонам живым.
И часто звоном оскорблен,
Когда умолкнет их дин-дон,
Высмеивает Дьявол скорбную трель
И весело трезвонит за ним Бородель.
Воздух спокоен! Сквозь туман далеко
Слышен веселый этот трезвон;
Джеральдина с постели встает легко,
Уже стряхнув и ужас, и сон.
Свое белое платье надела она,
Узел сплела волос густых
И будит Кристабель от сна,
Не сомневаясь в чарах своих.
"Вы спите, леди Кристабель?
Уж утро - пора покинуть постель!"
Кристабель проснулась.
Стоит перед ней
Та, что рядом с нею ночь провела,
Или та самая, верней,
Которую она под дубом нашла.
Еще красивей, еще милей,
Потому что выпита ею до дна
Полная чаша сладкого сна.
И так приветливы слова,
Так благодарен нежный взгляд,
Что (так казалось) кружева
Взволнованную грудь теснят.
Кристабель сказала: "Сомненья нет,
Я согрешила, я была неправа",
И голос ее дрожал едва,
Хоть ласков был ее привет,
Но душа ее все же была смущена
Впечатленьем слишком живого сна.
Кристабель поспешно с постели встает,
Надевает платье и молитву творит.
Кто на кресте томился, Тот
Ее неведомый грех простит.
И леди Джеральдину ведет потом
Познакомить со старым своим отцом.
Кристабель с Джеральдиной идут вдвоем,
Проходят залой, сквозь ряд колонн
И, ступая между слугой и пажом,
Входят в покой, где сидит барон.
Встал барон, прижав Кристабель,
Ненаглядную дочь, к груди своей
И, заметив леди, невиданную досель,
Глядит на нее, дивится ей.
И приличный столь знатной даме поклон
Посылает леди Джеральдине он.
Но когда он услышал леди рассказ,
Имя отца ее узнал,
Почему сэр Леолайн тотчас
Так бледен стал и повторял:
"Лорд Роланд де Во из Трайермен?
Увы! Они в юности были друзьями,
Но людской язык ядовит, как змея;
Лишь в небе верность суждена;
И юность напрасна, и жизнь мрачна;
И нами любимый бывает презрен;
И много на свете темных тайн.
Мне ясно, что произошло
Меж вами, лорд Роланд и сэр Леолайн:
Словами презренья обменялись зло,
И оскорбленья выжгли в их душах любовь,
И они разошлись,
чтобы не встретиться вновь.
Никогда не сойдутся они опять,
Чтобы снять с сердец тяжелый гнет,
Как утесы, будут они стоять
Далеко друг от друга, всю жизнь напролет.
Бурное море разделяет их,
Но ни зной, ни молнии, ни вечные льды
Не могут стереть в сердцах людских
Любви и дружбы былой следы.
Джеральдине в лицо поглядел барон
И долго всматривался он,
Сквозь сиянье нежной красоты
Молодого лорда узнавая черты.
О, тогда свои позабыл он лета.
В благородном сердце вскипела месть.
Он поклялся кровью из ран
Христа, Он пошлет повсюду об этом весть,
Он велит герольдам своим трубить,
Что те, кто ее посмел оскорбить,
Покрыты на век пятном стыда!
"А дерзнут они отрицать, - тогда
Герольд назначит неделю им,
Чтобы дать ответ моему мечу,
Пусть будет турнир судом моим.
Их змеиные души я выбить хочу
Из тел человечьих мечом моим!"
Так сказал он, с огнем в глазах -
Ибо леди обидели тяжко, а в ней
Он видит дружбу давних дней!
И вот лицо его в слезах
И он Джеральдину в объятья взял,
И встретила его объятье она,
И радостный взор ее сиял.
А дочь глядит, поражена
Виденьем тягостного сна.
Она содрогнулась; боль и страх
Промелькнули в ясных ее глазах
(О горе, горе, Кристабель,
Такие виденья знать тебе ль?)
Она снова увидела старую грудь,
Холодную грудь ощутила вновь,
Но имела лишь силу хрипло вздохнуть,
И барон, озираясь, поднял бровь,
Но увидел только свое дитя,
Стоявшее, взор к небесам обратя.
Виденье было, виденья нет,
Другое просияло вслед,
И стало отрадным виденье сна,
Что в объятьях леди провела она.
И внесло упоенье в душу, и вот
Глаза Кристабели и нежный рот
Засветились улыбкой!
Снова барон
"Что с тобою, дитя?" - спросил удивлен,
Она отвечала, когда он спросил,
"О нет, тревожного нет ничего".
Должно быть, она не имела сил
Иначе сказать, побороть колдовство.
Но из тех, кто видел Джеральдину, любой
Решил бы, что с неба сошла она:
Она глядела с такой мольбой,
Как будто страхом была полна,
Что Кристабель огорчена!
И с такой печалью прекрасных глаз
Она умоляла назад, домой
Ее поскорей отправить...
"Нет!
Нет!" - Леолайн воскликнул в ответ.
"Бард Бреси, вот тебе приказ:
Иди ты с громкой, веселой трубой,
Двух лучших коней возьми с собой
И возьми одного из моих пажей,
Чтоб он ехал сзади с лютней твоей.
Нарядитесь оба в шелк и атлас
И скачите вперед, трубите в рог,
Да смотрите только, чтобы на вас
Не напали бродяги больших дорог.
Через Иртинг глубокий, скорей, скорей,
Мой веселый бард полетит вперед
Через Хэльгарский лес, вдоль
Норренских болот
И увидит он крепкий замок тот,
Что стоит, грозя Шотландии всей.
Бард Бреси, Бард Бреси,твой конь быстроног,
Пусть несется конь, пусть рог звучит,
Не устанет конь, не замолкнет рог,
Лорду Роланду голос твой прокричит:
"В безопасности дочь твоя, о лорд,
Прекрасная дочь, хвала судьбе,
Сэр Леолайн ее спасеньем горд
И тебя приглашает немедля к себе
Со всей многочисленной свитой твоей,
Чтоб ты мог Джеральдину домой увезти,
Он сам тебя будет встречать на пути
Со всей многочисленной свитой своей,
На множестве резвых вспененных коней!
И я поклясться честью готов,
Что сердцу горше многих измен
Тот день, когда несколько злобных слов
Я сказал лорду Роланду из Трайермен.
Ибо с той поры много видел я,
Пролетело много солнечных смен,
Но заменят ли мне все мои друзья
Одного лорда Роланда из Трайермен".
Его колени руками обняв,
Джеральдина склонилась, прекрасна,как свет,
И Бреси, всем привет послав,
Дрогнувшим голосом молвил в ответ:
"Твои слова, благородный барон,
Слэше звучат, чем лютни звон;
Но прошу как милости я, господин,
Чтоб не сегодня отправились мы,
Потому что видел я сон один
И дал обет святые псалмы
Пропеть в лесу, чтоб изгнать из него
Виденье странного сна моего.
Ибо видел во сне я в ту ночь
Птицу, что радует сердце твое,
Этой горлице имя Кристабель, твоя дочь,
Сэр Леолайн, я видел ее!
Трепетала и странно стонала она
Средь зеленых дерев - совсем одна.
Я увидел ее и был удивлен,
Что вызвать могло этот жалобный стон,
Ибо я ничего не видел кругом,
Кроме травы под старым стволом.
И тогда я пошел вперед, ища
Причину смятенья птицы той,
Что лежала, нежная, передо мной,
В траве крылами трепеща.
Я глядел на нее и не мог понять,
Что значит ее жалобный крик,
Но я наклонился, чтобы птицу взять,
Ради нашей леди, и в этот миг
Я увидел, что блестящая зеленая змея
Обвилась вокруг крыльев и шеи ее,
Яркой зеленью споря с травой,
К голове голубки прильнув головой.
Она шевелилась, вкруг птицы обвита,
Вздувая свою шею, как вздувала та.
Проснулся... Был полночный час
На башне часы прозвонили как раз.
Дремота прошла, но во тьме ночной
Непонятный сон все витал надо мной.
Он в моих глазах до сих пор живет,
И я дал обет, лишь солнце взойдет,
Отправиться в лес, помолившись вперед
И там пропев святые слова,
Рассеять чары колдовства".
Так Бреси сказал, его рассказ,
Улыбаясь, рассеянно слушал барон.
Не спуская полных восторга глаз
С леди Джеральдины, промолви" он:
"О горлица нежная, лорда Роладна дочь,
Тут арфой и пеньем псалмов не помочь,
Но с лордом Роландом, вашим отцом.
Мы другим оружьем змею убьем".
Ее он в лоб поцеловал,
И Джеральдина глаза отвела,
Скромна, по-девичьи мила,
И румянец щек ее пылал,
Когда от него она отошла.
Она перекинула шлейф свой
Через левую руку правой рукой
И сложила руки, сомкнув уста,
Голову склонила на грудь себе
И взглянула искоса на Кристабель --
О защити ее, матерь Христа!
Лениво мигает змеиный глаз;
И глаза Джеральдины сузились вдруг;
Сузились вдруг до змеиных глаз,
В них блеснуло злорадство, блеснул испуг,
Искоса бросила взгляд она,
Это длилось только единый миг,
Но, смертельным ужасом вдруг сражена,
Кристабель глухой испустила крик,
Зашаталась земля под ее ногой,
А леди к ней повернулась спиной
И, словно ища поддержки себе,
На сэра Леолайна, в немой мольбе,
Она обратила свет лучей
Божественных, диких своих очей.
У тебя, Кристабель, в глазах темно,
И вот ты видишь только одно!
И какая сила в том взоре была,
Если, прежде не знавшие лжи и зла,
Так глубоко впитали взоры твои
Этот взгляд, этот суженный взгляд змеи,
Что стало покорно все существо,
Весь разум твой, колдовству его!
Кристабели взор повторил тот взгляд,
Его тупой и предательский яд.
Так, с кружащейся в смутном сне головой,
Стояла она, повторяя его,
Этот взгляд змеиный, взгляд косой,
Перед самым лицом отца своего,
Насколько та, чья душа светла,
Змеиный взгляд повторить могла.
Когда же чувства вернулись к ней,
Она, молитву сотворя, Упала к ногам отца, говоря:
"Умоляю вас матери ради моей
Эту женщину прочь от нас отослать".
Вот и все, что она могла сказать,
Потому что о том, что знала она,
Передать не могла, колдовством больна.
Почему так бледна твоя щека,
Сэр Леолайн? Дитя твое,
Твоя гордость и радость, нежна и кротка,
У ног твоих. Услышь ее!
Для нее ведь леди твоя умерла,
О призраке вспомни ее дорогом,
О ребенке своем не думай зла.
О тебе и о ней, ни о ком другом,
Она молилась в предсмертный час,
О том, чтобы она тебе была
Гордостью сердца, радостью глаз!
И с той мольбой был ей легок конец,
Отец, отец! Обидишь ли ты дитя свое --
Свое и ее?
Но если так и подумал барон,
Если это и было в сердце его,
Еще сильней разгневался он,
Еще больше смутился как раз оттого.
Его злобе, казалось, предела нет,
Вздрагивали щеки, был диким взор:
От родного ребенка - такой позор!
Гостеприимства долг святой
К той, чей отец его давний друг,
В порыве ревности пустой
Так малодушно нарушить вдруг!
Суровым взглядом повел барон
И сказал своему менестрелю он,
Раздраженно, резко ему сказал:
"Бард Бреси, я тебя послал!
Чего же ты ждешь?"
Поклонился тот,
И дочери взгляда не бросив родной,
Сэр Леолайн, рыцарь седой,
Леди Джеральдину повел вперед!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ВТОРОЙ ЧАСТИ
Маленький ребенок, слабый эльф,
Поющий, пляшущий для себя самого,
Нежное созданье, краснощекий эльф!
Нашедший все, не ища ничего,
Наполняет радостью наши сердца,
Делает светлым взор отца!
И радость так полна и сильна,
Так быстро бьет из сердца она,
Что избыток любви он излить готов
Непреднамеренной горечью слов.
Быть может, прекрасно связать меж собой
Мысли чуждые одна другой,
Улыбаться над чарами, чей страх разбит,
Забавляться злом, которое не вредит,
Быть может, прекрасно, когда звучат
Слова, в которых слышен разлад,
Ощущать, как в душе любовь горит.
И что ж, если в мире, где грех царит
(Если б было так - о горе и стыд),
Этот легкий отзвук сердец людских
Лишь от скорби и гнева родится в них,
Только их языком всегда говорит!

Рыба-рыба,
я тебя люблю
Спой мне песню
Грустную свою

Рыба-рыба
Свет моей души
Плавниками
Нежно прошурши

Рыба-рыба
Ты моя всегда
Спой мне песню
Грустную мне, да

А, забыл. Это клевый ЖЖ-юзер Глория Му

Хотя при этом ЖЖ все равно сасет!

Чу!
Паркуется блондинка...
Это та еще картинка:
Вот парковки дохрена,
Вот машина. В ней она.

Взад. Вперед. Обратно.Снова.
Получается ху.во.
Влево. Вправо. Взад. Обратно.
Результат: опять отвратно.

Слушай, вылезь, посмотри:
Тут машин воткнется - три!
Места - море; не волнуйся
И - спокойно припаркуйся.

О, смотри-ка, психанула:
Развернулась, газанула,
Но приехала опять. Понимаю, надо ж встать!

Вправо. Влево. Взад. Вперед.
Х.й. Машина не встает.
Вправо, вбок подаст авто -
Снова ***. Опять не то.

Йопт, аж скрежет на зубах!
Столб! Бочина! Бампер!
Баахх!!!
Вылезает враскорячку
Эх, дуреха, жалко ж тачку!

Ты давненько за рулем?
Впрочем что я? И о чем?
Штамп на лбу: киса куку!
Свежей вмятиной в боку.

Ветерок подул, смеркалось,
Чудо снова парковалось
В меру опыта и сил.
Я - вторую прикурил...

Наконец подза..ало:
Откровенно скучно стало
Зрелищ - слишком до..я!
"Добрый вечер, можно я?"

Смерив взглядом, уступила.
Сел за руль, загнал тачило.
Заглушил. И - из машины.
"Ой, спасибо вам, мушшына!"

"Вы так милы!" "Правда?" "Да."
Я х..ю, вот балда!!!
И пошли: она - гулять.
Я - домой, х.и пинать...


Женская версия

Расскажу Вам, девченки, помрете:
Возвращаюсь на днях я с работы.
Ну, рулю я на мужевой кляче,
Мыслю, где бы ее расхреначить

Баксов тысяч примерно на пять.
Скажем, крылья с дверями помять
И (не будте ко мне слишком строги)
Оторвать бампера и пороги.

Маловато ему за измену,
Хорошо бы - с разгону об стену!
Нет, не вдребезги - жить-то охота,
Просто, чтоб наказать идиота.

Можно и самого изувечить,
Раз не может жить по человечьи.
Да уж ладно, увечить не буду,
Мне ни что человечье не чуждо.

Чтоб забыть это горе-кручину,
Я решила закадрить мужчину.
Подъезжаю к стоянке у дома,
Глядь, в сторонке мужик незнакомый.

В мою сторону зенки таращит,
Вроде бы, кандидат подходящий.
Как же, блин, заманить-то самца?
Ладно, будем ловить на живца.

Я прикинулась, просто уржаться,
Не могу, типа, запарковаться.
Там впихнуть можно три кадиллака,
А я встала нараскаряку.

Так минут я пятнадцать пыхтела,
Но самец был какой-то несмелый.
Встал как столб на своем тротуаре:
Бабу чтоль не видал на Феррари?

Чтоб проверить, не спит ли чудило,
Я газку-то чуток притопила,
Откатила на пару кварталов,
За углом пять минут постояла...

Подъезжаю: топчется там же,
Я его про себя трех-этажным.
Вам смешно, а вот мне не до смеха,
Прям хотелось его... переехать.

Но давить, даже пусть и дебила,
В мои планы в тот день не входило,
И, что б не коротать ночь с морковкой,
Начала снова цирк свой с парковкой.

Я такие крутила фортели -
Станиславский и то бы поверил,
А упырь только смотрит и курит!
Не мужик, а какой-то, блин, Урий.

Наконец, когда это чудило
Отмороженностью притомило,
Как голодная злая пантера,
Я решилась на крайние меры.

Для финальной, так скажем, проверки,
Я заехала в столб левой дверкой!
А, чтоб вдруг показалось ни мало,
Я и бампер впридачу помяла...

Видели б вы в тот момент его рожу:
Им же не мы, а машина дороже.
Сразу очнулся, блин, от столбняка,
Как будто дал ему кто-то пинка.

Но не решался еще минут десять,
Только топтался на одном месте.
Все же решился, но как-то неловко
Стал предлагать свою помощь с парковкой.

Мне до него уже не было дела.
Я согласилась, мне все надоело.
Ну что ловить, девки, в самом-то деле?
Вдруг, он тормоз такой же в постели???

А вот кто-нибудь еще помнит великолепгного Мистера БАБОХИНА?

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

День рожденья как-то раз
Я справлял как пиродас
Целый дом гостей пришел
И уселись все за стол

Целый дом гостей забрел
И уселися за стол
Так уселися за стол
Чуть не треснул в доме пол

Чуть не треснул на хер пол
Так уселися за стол
Чуть не рухнул на хуй дом
Так уселись за столом

Вот сидят себе сидят
Да молчат себе молчат
Ни хуя не говорят
Просто молча так сидят

Ни хуя не говорят
Просто молча так сидят
Тихо молча так сидят
Да на курицу глядят

Ну и я себе сижу
Губы трубочкой держу
Ни хуя не говорю
Просто молча так сижу

Ну а бабушка моя
То ли с дури то ль с хмеля
Вдруг возьми да и скажи:
- Угощайтесь малыши!!! -

Тут-то все и началось
Закружилось завелось
Завертелось понеслось
День рожденье началось

Малыши-карандаши
Удалые крепыши
Зашустрили как ежи
Заюлили как ерши

Спохватились говнюки
Похватали пироги
Расхватали кураги
Ненасытные враги

Вот сидят себе жуют
Глазом по столу снуют
Чтоб еще чего бы взять
Да в желудок запихать

Чтоб еще чего схватить
Брюхо толстое набить
Чтоб еще чего бы взять
В бычье пузо затолкать

Не хуевые дела
Вот те раз а вот те два
Удалая детвора
Навернула полстола

Наебнула полстола
Чумовая детвора
Полоумная братва
Проглотила полстола

Подустала детвора
Запыхалась мишура
Надорвали животы
Толстобрюхие кроты

Уморилися жевать
Животишки набивать
Запыхалися глотать
Принялися почивать

Заебалися жевать
Бутерброды уплетать
Собралися почивать
Да залезли на кровать

Так залезли на кровать
Чуть не треснула кровать
Так залезли почивать
Чуть не ебнулась кровать

Вот поспала ребятня
Грязножопая родня
Отдышалось чурбанье
И взялися за свое

Снова дернули к столу
К заливному пирогу
Снова хлынули к столу
К нарезному кренделю

И опять давай жевать
Ветром по столу летать
Пуще прежнего глотать
Все подряд в живот пихать

Крепко-накрепко глотать
Ветром по столу летать
Вихрем по столу порхать
Все подряд с пути сметать

Ну а я себе сижу
Ни хуя не говорю
Просто молча так сижу
Да гостям ебло крою

Так сидел себе молчал
Пальцем в жопе ковырял
Вдруг ногою дрыганул
Да с натуги пердонул

Не хуево пердонул
Чуть со стула не вспорхнул
Не хуево поднасрал
Всех гостей перепугал

Малышей перепугал
Чуть со стула не упал
Милюзгу перепугал
Так нелепо поднасрал

Милюзгу перепугал
Так не кстати поднасрал
Чуть не ебнулся под стул
Мощным залпом пердонул

Перестали все жевать
Да желудки набивать
Рты раскрыли сучья рать
И не знают что сказать

Воцарилась тишина
Словно близится гроза
Будто близится война
Воцарилась тишина

А вокруг хоть плач хоть стой
Разнеслась такая вонь
Поднавис такой угар
Аж с башки посыпал пар

Не хуевые дела
Осрамился будьте на
Осрамился будь здоров
Навонял как сто коров

Не хреново зарядил
Маму с папой осрамил
Не хуево поднасрал
Честь мундира запятнал

Честь мундира запятнал
Залихватски поднасрал
Честь фамильи заговнял
День рождения справлял


СТИХИ О ТРУДЕ

Я работник хоть куда
Хоть туда а хоть сюда
Без работы братцы я
Ни туда и ни сюда

Как кобыла без хвоста
Без работы братцы я
Как крестьянин без села
Как мошонка без хуя

Рано утром я встаю
На завод скорей бегу
На заводе у станка
Я хуярю с полтыка

Вот стою я за станком
И хуярю молотком
То как следует въебу
То по пальцу пиздану

Все кувалдою машу
Да еблом слегка клюю
То въебашу по гвоздю
То соседу по еблу

Вот опять я с утреца
Надрываюсь слегонца
Молоток в руке держу
Не хуево жопу рву

Вдруг ебать-крошить до дыр
В цех приперся бригадир
Встал залупа и стоит
Прямо под руку глядит

Все глядит себе глядит
Над душой чума стоит
Все стоит себе стоит
Прямо под руку глядит

В трех шагах мудила встал
Словно кто его вкопал
Присосался как вампир
Злоебучий бригадир

Вот те думаю дела
Что за нечесть привела
Над душой пиздюк стоит
Прямо под руку глядит

Я по-прежнему стою
Молоток в руках верчу
Бригадира я терплю
В мыслях в рот его ебу

Он же падла все стоит
Пуще прежнего глядит
Все пасет меня пасет
Даже глазом не моргнет

Даже глазом не моргнет
Так старательно пасет
Словно кровушку сосет
Так заботливо пасет

Как комар кровищу пьет
Пидорас меня сосет
С места падла не сойдет
Как чума меня пасет

Душу падла измотал
Нервы сука расшатал
Все стоял себе стоял
Даже глазом не моргал

Целый час он так смотрел
Чуть дыру не проглядел
Даже потом завонял
Так усердно наблюдал

Я же молча все стою
Да хуярю по гвоздю
Все терплю себе терплю
Лишь ебло слегка крою

Лишь ебло слегка крою
Но по-прежнему терплю
Из последних сил терплю
Повод к махачу ищу

Так достал меня мурло
Думал точно дам в ебло
Но по-прежнему терплю
Повод к махачу ищу

Душу в рот его ебу
Но по-прежнему стою
Всю семью его ебу
Но хуярю по гвоздю

Проклял всю его родню
В жопу выебал жену
Но по-прежнему стою
Из последних сил стою

Думал точно не сдержусь
Думал матом руганусь
Но опять себе стою
И хуярю по гвоздю

Так хуярю по гвоздю
Изо всех силенок бью
Так ебашу молотком
Пар завис под потолком

Вдруг нечистая хуйня
Будто сглазил кто меня
Молотищем как махнул
Да по пальцу пизданул

Так по пальцу засадил
Чуть от боли не родил
Чуть от боли не насрал
Так по пальцу я въебал

Перестал я тут стучать
План ебучий выполнять
Стал о жизни горевать
Про обиды вспоминать

Вспоминать про жизнь свою
Про детей и про семью
Вспомнил детство маму дом
Накатился в горле ком

Начал тут я слезы лить
Да судьбу свою бранить
Бога начал поминать
На латыни бормотать

Стало жутко тошно мне
Помутнело в голове
Так уж шибко загрустил
Что про гвозди позабыл

Вдруг какая-то хуйня
Будто кто зовет меня
Будто кто-то мне кричит
В адрес что-то говорит

Повернулся молча я
Бригадир зовет меня
Гнусным голосом кричит
Молотком стучать велит

Я не слова не сказав
Посильней кулак зажав
К бригадиру подхожу
И наотмашь по еблу

А потом беру топор
И меж глаз ему в упор
А потом ногой в живот
- Получай,- кричу,- урод! -

Не хуй падла кровь сосать
Над душой как смерть стоять
Знай же наших пидорас
И опять с размаху в глаз

А потом в тиски зажал
По башке ведром стучал
В бошку гвозди забивал
В жопу дрелью отъебал

А потом поднял его
И харкнул ему в ебло
Чтоб не стал поганец впредь
Прямо под руку глядеть

Чтобы понял пидорас
Кто таков рабочий класс
Чтобы знал кому кричать
Рот вонючий разевать

А потом приперся мент
Чтоб заполнить документ
Чтобы дело завести
Да порядок навести

Журналистов понашло
Чем-то тычат мне в ебло
Говорят чего да как
Встаньте этак встаньте так

Я их на хуй всех послал
И к станку как прежде встал
Начал снова жопу рвать
Гвозди в доску забивать

Молотком опять махать
Не хуево жопу рвать
Гвозди в доску забивать
Да еблом слегка клевать


СТИХИ О ПТИЦАХ

На скамейке как-то раз
Я сидел как пидорас
Вот сижу себе сижу
Птичкам булочку крошу

Птички булочку клюют
Птички песенку поют
Ну а я себе сижу
Да батон в руках держу

Все сижу вот так сижу
Голубям батон крошу
Гулек булочкой кормлю
Гулек с детства я люблю

Полбатона так скрошил
Голубей перекормил
Полбатона накрошил
Голубям устроил пир

Вдруг какой-то воробей
Тот что шибко всех умней
Изловчился сукин сын
И батон из рук стащил

Полбатона пизданул
Даже глазом не моргнул
Полбатона уволок
И помчался наутек

Я от выходки опух
И сижу что есть лопух
Словно каменный застыл
С удивленья рот раскрыл

Вот те думаю попал
Полбатона проебал
Да какому-то хую
Пидорасу воробью

Это значит я пашу
По три смены жопу рву
А какой-то там урод
Будет жрать за мой то счет?

Тут я птичек не взлюбил
Зло на птичек затаил
Стал мозгами шевелить
Как же птичек проучить

Как же птичек проучить
Дармоедов заморить
Лоботрясов погубить
За обиду отомстить

Долго думал размышлял
План убийства составлял
Птичкам пытки сочинял
Птичкам смерти я желал

Но не долго я желал
Птичкам пытки сочинял
Со земли кирпич схватил
И по птичкам запустил

Так кирпич-то полетел
Да об дерево задел
Рикошетом зарулил
И в ебло мне угодил

Не хуево угодил
Пол ебальника разбил
Так пиздато угодил
Даже внешность изменил

Я от ярости вскипел
Словно волк освирепел
Вновь кирпич с земли схватил
И по птичкам что есть сил

Так кирпич-то полетел
Да об дерево задел
Траекторию сменил
И прохожего убил

Вот те думаю дела
Это ж думаю статья
Человека замочил
Приговор себе нажил

Десять лет себе нажил
Человека замочил
Верный срок себе нажил
Птичек булочкой кормил

Вдруг гляжу среди ветвей
Корчит рожи воробей
Стало быть ну тот нахал
Что батон из рук украл

Под кустом пиздюк сидит
На меня в упор глядит
Нагло смотрит на меня
Ухмыляется свинья

Я же молча подхожу
И в лицо ему кричу
Что ебал я в нос и рот
Весь вонючий птичий род

Он же сволочь посопел
Молча к облаку взлетел
Поднатужился того
И пометом мне в ебло

Тут я больше не опух
И не встал что есть лопух
Тут я вовсе охуел
Чуть башкой не поседел

Вновь кирпич с земли беру
И что сил по воробью
Захуярил будь здоров
Аж до самых облаков

Так кирпич-то полетел
Да об дерево задел
Развернулся под углом
И хуяк в соседский дом

Выбегает тут сосед
Мужичек под сорок лет
И давай клешней махать
Мне ебальник выпрямлять

Я кричу ему: - За что? -
Он же мне хуяк в ебло
Я кричу ему: - Кончай! -
Ну а он мне: - Получай!

Не хуй падла бить окно! -
Бах и снова мне в ебло
И опять в ебальник бац
И еще так восемь раз

Ну а подлый воробей
Тот что шибко всех умней
Надо мной кружит хуйло
И пометом мне в ебло

То сосед хуяк в ебло
То пернатый срет в лицо
То сосед в ебало стук
То пернатый в рожу пук

Два часа вот так прошло
То в ебало то в лицо
То пернатый в рожу срет
То сосед ебальник бьет

Вот же думаю пиздец
Стало быть пришел конец
Стало быть пора кончать
Богу душу отдавать

Ну и стал я помирать
В преисподню отлетать
Подождал удобный миг
И столбом на землю брык

Да пока к земле летел
Об кирпич ногой задел
А кирпич как прыгнет раз
И соседу прямо в глаз

А потом не знаю как
То ли этак то ли сяк
Развернулся под углом
И пернатому в ебло

А от туда снова раз
И опять соседу в глаз
А потом с разгону хряк
И дрозду по роже шмяк

Я на заднице сижу
На события гляжу
Просто молча так сижу
Да руками развожу

Лишь руками развожу
Да на заднице сижу
На события смотрю
Надивиться не могу

Долго так кирпич летал
За обиду отомщал
Долго в воздухе парил
Правосудие вершил

Я же молча с жопы встал
До свиданья всем сказал
Рукавом ебло утер
И домой себе побрел

Но пока домой шагал
В происшествие попал
На троллейбус налетел
И больницу загремел


СТИХИ О ПЛАВАНИИ

Искупаться как-то раз
Я пошел как пидорас
Молча плавки нацепил
Прыгнул в воду да поплыл

Вот плыву себе плыву
Да руками развожу
Все плыву себе плыву
Ухмыляюсь наплаву

Вот опять себе плыву
По поверхности скольжу
Не спеша себе плыву
По-собачьему плыву

Долго долго так я плыл
Далеко видать заплыл
Но по-прежнему плыву
Жопой воду бороздю

- Захлебнешься пидорас
Возвращайся сей же час!
Это с берега кричат
Возвращаться мне велят

- За буйки не заплывай
Поворачивай давай!
Это снова мне кричат
Поворачивать велят

Мне же по хуй пусть орут
Понапрасну глотки рвут
И опять себе плыву
Носом тыкаюсь в волну

Вот плыву я так плыву
По-собачьему гребу
Так плыву себе плыву
Вдруг гляжу пошел ко дну

Вот те на подумал я
Глубоко ж видать до дна
Так ведь можно оплошать
Огурцов понахлебать

И давай быстрее плыть
Жопой к берегу рулить
Только чувствую беда
Силы бросили меня

Все равно иду ко дну
Как топор лечу ко дну
Сердцем чую что тону
Жопой чувствую тону

Я давай тогда вопить
Помощь с берега просить
Помощь с берега орать
Спецбригаду вызывать

Но напрасно я кричал
Спецбригаду вызывал
Только глотку разорвал
Только жопу надорвал

Только брызги расплескал
Да треску перепугал
Пузырей понапускал
Да козявок насморкал

Стал тогда я жопу рвать
Локти начал я кусать
Матерщиною кричать
Спецбригаду проклинать

Волосню на жопе рвать
Спецбригаду проклинать
Спецбригады нюх топтать
Да огурчиков хлебать

Долго этак я вопил
Спецбригаду матом крыл
Огурцов еблом хватал
То хватал а то глотал

То хватаю огурца
То вонючего малька
То огурчика беру
То ебучую плотву

Нахватался будь здоров
Этих самых огурцов
Наглотался будьте на
Заебенил три ведра

Полцистерны в пузо влил
Тонну кильки проглотил
Чуть моржа не заглотил
Так усердно матом крыл

Стал тогда я Бога звать
Караул ему кричать
Чтобы шел едрена мать
Тварь Господню выручать

Но и Бог меня забыл
Словно крест на мне забил
И не бросился спасать
Срань Господню выручать

Тут я как-то духом пал
Вот же думаю пропал
Стало быть пришел мой час
Стало быть помру сейчас

Перестал я Бога звать
Спецбригаду проклинать
Перестал мальков глотать
И собрался помирать

Подыхать собрался я
Как последняя свинья
Понасрать решил на все
И бревном идти на дно...